Андрей Андреевич Сидоров получил в наследство от своей мамаши четыре тысячи рублей и решил открыть на эти деньги книжный магазин. А такой магазин был крайне необходим. Город коснел в невежестве и в предрассудках; старики только ходили в баню, чиновники играли в карты, молодѐжь жила без идеалов, девицы мечтали о замужестве, мужья били своих жѐн, и по улицам бродили свиньи.
«Идей, побольше идей! – думал Андрей Андреевич. – Идей!»
Нанявши помещение под магазин, он съездил в Москву и привѐз оттуда много старых и новейших авторов и много учебников и расставил всѐ это по полкам. В первые три недели покупатели совсем не приходили. Андрей Андреевич сидел за прилавком, читал Михайловского и старался честно мыслить. Каждый день утром в магазин опрометью вбегала озябшая девка в платке и в кожаных калошах на босую ногу и говорила:
– Дай на две копейки уксусу!
И Андрей Андреевич с презрением отвечал ей:
– Дверью ошиблись, сударыня!
Когда к нему заходил кто-нибудь из приятелей, то он, сделав значительное и таинственное лицо, доставал с самой дальней полки третий том Писарева, сдувал с него пыль и говорил:
– Да… Да… Тут, одним словом, я должен заметить, такое, понимаете ли, что прочтѐшь да только руками разведѐшь… Да.
– Смотри, брат, как бы тебе не влетело!
Через три недели пришѐл первый покупатель. Это был толстый седой господин, по всем видимостям, помещик. Он потребовал вторую часть «Родного слова».
– А грифелей у вас нет? – спросил он.
– Не держу.
– Напрасно… Жаль. Не хочется из-за пустяка ехать на базар…
«В самом деле, напрасно я не держу грифелей, – думал Андрей Андреевич. – Здесь, в провинции, нельзя узко специализироваться, а надо продавать всѐ, что так или иначе относится к просвещению и способствует ему».
Он написал в Москву, и не прошло и месяца, как на окне его магазина были уже выставлены карандаши, ручки, тетрадки. К нему стали изредка заходить мальчики и девочки, и был даже один такой день, когда он выручил рубль сорок копеек. Однажды опрометью влетела к нему девка в кожаных калошах; он уже раскрыл рот, чтобы сказать ей с презрением, что она ошиблась дверью, но она крикнула:
– Дай на копейку бумаги и марку за семь копеек!
После этого Андрей Андреевич стал держать марки и бумагу. Месяцев через восемь (считая со дня открытия магазина) к нему зашла одна дама.
– А нет ли у вас гимназических ранцев? – спросила она.
– Увы, сударыня, не держу!
– Ах, какая жалость! В таком случае покажите мне, какие у вас есть куклы, но только подешевле.
– Сударыня, и кукол нет! – сказал печально Андрей Андреевич.
Он написал в Москву, и скоро в его магазине появились всякие игрушки. Потом обыватели, проходя мимо его магазина, увидели два велосипеда: один большой, другой поменьше. И торговля пошла на славу. Особенно хороша была торговля перед Рождеством, когда Андрей Андреевич вывесил на окне объявление, что у него продаются украшения для ѐлки.
– Дайте мне только в Москву съездить! У меня будут такие фильтры и всякие научные усовершенствования, что вы с ума сойдѐте. Науку нельзя игнорировать. Не-ет!
Наторговавши много денег, он поехал в Москву и купил там разных товаров тысяч на пять, за наличные и в кредит. Тут были и фильтры, и лампы для письменных столов, и гитары, и зоологические коллекции. Кстати же он купил на пятьсот рублей превосходной посуды – и был рад, что купил, так как красивые вещи развивают вкус и смягчают нравы. Вернувшись из Москвы домой, он занялся расстановкой нового товара по полкам. Когда он полез, чтобы убрать верхнюю полку, десять томов Михайловского один за другим свалились с полки; один том ударил его по голове, остальные же разбили два ламповых шара.
– Как, однако, они… «толсто» пишут! – пробормотал Андрей Андреевич.
Он собрал все книги и спрятал под прилавок. Дня через два после этого ему сообщили, что сосед бакалейщик приговорѐн в арестантские роты за истязание племянника и что лавка поэтому сдаѐтся. Андрей Андреевич очень обрадовался и приказал оставить лавку за собой. Скоро в стене была уже пробита дверь и обе лавки, соединѐнные в одну, были битком набиты товаром; так как покупатели, заходившие во вторую половину лавки, по привычке всѐ спрашивали чаю, сахару и керосину, то Андрей Андреевич недолго думая завѐл и бакалейный товар.
В настоящее время это один из самых видных торговцев у нас в городе. Он торгует посудой, табаком, мылом, бубликами, ружьями и окороками. Он, говорят, собирается открыть бани. Книги же, которые когда-то лежали у него на полках, в том числе и третий том Писарева, давно уже проданы по 1 р. 5 коп. за пуд. Прежние приятели, которых Андрей Андреевич теперь в насмешку величает «американцами», иногда заводят с ним речь о прогрессе, о литературе.
– Вы читали, Андрей Андреевич, последнюю книжку «Вестника Европы»? – спрашивают его.
– Нет, не читал-с… – отвечает он, играя толстой цепочкой. – Это нас не касается. Мы более положительным делом занимаемся.
